Кто последний? – Мы за вами! - Екатерина Мурашова

– А почему ты боишься Анри? – быстро спросила Вельда.

– Да он такой умный… – Стефани покрутила перед грудью указательные пальцы, как будто что-то наматывала на них. Вельда настолько отчетливо уловила ассоциативную связь этого жеста с обычной манерой речи Анри, что не удержалась и рассмеялась. – Ну, умный – это еще полбеды. Вон, у меня Митра есть. Но он же еще и чувствует… Это уже слишком! И Эсмеральда тоже. Только она обученная, а у Анри, видно, от природы. Неуютно с ними…

Вельда задумалась. Уютно, неуютно – в этих категориях она никогда не оценивала своих отношений с Анри. С Кларком ей было уютно. Они были похожи и всегда понимали друг друга. А Анри, весь окутанный каким-то тревожным сквозняком… Почему он не приходит? Вельда смутно помнила их последний, сумбурный разговор, и его участие в родах… С самим участием все ясно – он подчинялся командам Эсмеральды. Но почему он пришел? Ведь Эсмеральда не собиралась, да и не могла позвать его…

– Так ты будешь мне объяснять или нет? – Стефани нетерпеливо постучала согнутыми пальцами по вельдиному плечу.

– Да нет, – смутилась наконец Вельда. – Я и сама все это знаю только от Анри…

– Ну ладно, – Стефани, как и Митра, легко соглашалась на компромисс. – Тогда ты расспроси Анри, а потом скажешь мне…

– Когда же я его расспрошу? Он даже ни разу не приходил ко мне…

– Придет, куда он денется? – быстро откликнулась Стефани, и Вельда в который уже раз позавидовала легкости новой подруги. Когда-то и она сама была такой…

И Гвел, и Стефани приносили Вельде цветы из станционной оранжереи. В руках Анри тоже был цветок. Вельда никогда не видела таких.

– Какой красивый, – сказала она.

– Это орхидея, – сказал Анри. – Я украл ее у нашего садовника.

– Не надо было…

– Мне хотелось порадовать вас… Вельда…

– Не надо мне ничего объяснять, Анри, – Вельда чувствовала себя абсолютно готовой к этому разговору. Хорошо, что Анри не пришел сразу. Тогда она была слаба и нездорова. Сейчас здоровье полностью вернулось к ней. Обретенное материнство способствовало расцвету ее организма и укреплению ее личности. – Я все понимаю, и прошу вас простить меня за мою тогдашнюю неадекватность. Мало ли чего может наговорить женщина в родах… К тому же я не все помню.

– Вельда, я хотел говорить вовсе не об этом…

– Не надо ничего говорить. Я прекрасно понимаю, что все, что вы делали для меня в родовой палате, есть свидетельство профессионального мастерства Эсмеральды и вашей доброй воли по спасению утопающей… – Вельда очень гордилась этой фразой. Она придумала ее долгими зимними вечерами, когда Кларк уютно посапывал в своей кроватке, выучила ее перед зеркалом наизусть вместе с интонациями, и теперь произнесла безупречно верно, ни разу не запнувшись. Но перед ней стоял Анри, а не зеркало.

Он шагнул к ней и она поднялась ему навстречу. Он положил руки ей на плечи и заглянул в глаза. Они были почти одного роста. Сквозь шерстяную кофту она чувствовала жар от его вечно горячих ладоней.

– Я говорил правду, Вельда. И Эсмеральда тут ни при чем. Вы нужны мне.

Маленький Кларк захныкал в своей кроватке. Вельда вывернулась из рук Анри и метнулась к нему. Анри опустил голову.

– Я понимаю, что мои признания неуместны… сейчас, когда Кларк еще так мал… Я подожду…

– Чего вы подождете, Анри? – Вельда стояла, склонившись над кроваткой, и выбившаяся из прически прядь волос перечеркивала ее поднятое кверху лицо.

– Да, и вправду – чего? – Анри поднес ладони к лицу, длинные пальцы потерли лоб над бровями. – Простите меня. Это я неадекватен, а вовсе не вы. Как вы себя чувствуете?

– Спасибо, прекрасно.

– Кларк – спокойный малыш?

– Да, мы с ним ладим .

– Ну вот и хорошо. Я просто хотел узнать, как у вас дела. Теперь я, пожалуй, пойду.

– Спасибо за цветок, Анри. Он великолепен.

– Да, да. Вы позволите навестить вас еще?

– Да, пожалуйста, заходите, мы с Кларком всегда будем рады вам.

После ухода Анри Вельда вспомнила о тех романах, которые она любила читать в юности, до встречи с Кларком. Героиня такого романа на ее месте должна была бы упасть на кровать, содрогаясь от рыданий. Вельда усмехнулась, убедилась, что Кларк уснул и отправилась в прачечную гладить пеленки.

В следующий раз они увиделись с Анри только спустя три месяца, что казалось в условиях станции почти невероятным. Надо отдать должное Анри – он умел понимать намеки и, по-видимому, просто избегал Вельду.

Да и Вельда не очень стремилась увидеться с ним – Кларк отнимал почти все ее время. К тому же, благодаря Стефани и Митре, она стала более общительной, и Анри перестал быть единственным человеком, с которым она могла поговорить – новорожденный ребенок был благодарной темой для бесед со станционными женщинами. Спустя некоторое время она даже сама начала наносить визиты новым знакомым, не договариваясь с ними об этом заранее – вещь, абсолютно немыслимая в родном городке Вельды.

Освоившись с ролью матери, она начала задумываться о том, что в условиях станции, где абсолютно все были чем-то заняты, ей тоже надо было бы подобрать себе какое-нибудь дело. Стефани предложила ей поработать в детском корпусе, но непрестанно гудящие, визжащие и хохочущие малыши раздражали Вельду, а старшие, сдержанные и дисциплинированные, были ей непонятны и отчего-то казались опасными.

Тогда она и решила обратиться за советом к Анри.

Он был один в лаборатории (она специально выбрала такой момент – хотя предстоящий разговор был совершенно нейтральным, ей почему-то не хотелось присутствия свидетелей) и сидел, склонившись над столом Стояна. Лампа освещала одно его плечо и несколько прядей темных волос. Седые волоски в желтом свете лампы казались золотыми.

– Анри, я не очень помешаю вам? – спросила Вельда и сама почувствовала, как отчего-то дрогнул ее голос.

Он обернулся и она невольно поразилась тому, как плохо он выглядит. Сначала она приписала это резким теням от света лампы, но быстро поняла, что дело не в этом – Анри действительно невероятно осунулся и постарел за прошедшие месяцы.

– Анри, что с вами? – Вельда не хотела этого говорить. Один человек не должен лезть в дела другого, пока его об этом не попросят. – Вы так ужасно выглядите…

В родном городе Вельды и в других, в которых она бывала с друзьями или с Кларком, отсутствовало само понятие «плохо выглядеть». Там все, даже самые глубокие старики, выглядели хорошо. Бодро и жизнерадостно. До самой смерти, которая наступала обычно лет в 70.

Это был один из парадоксов нового мира. Несмотря на почти полное исчезновение болезней (с ними не то чтобы научились справляться, а просто исключили из популяции путем генетического отбора) и отменное здоровье почти всех жителей земли, продолжительность жизни людей практически не увеличилась. Люди умирали не от болезни и даже не от старости, а от какой-то исчерпанности жизненного ресурса. Их просто не тянуло жить дальше. В их жизни не было свершений, а лимит удовольствий и разнообразия исчерпывался раньше, чем изнашивалось великолепное, отлично сработанное природой и отбором тело. Они умирали так, как испокон веку умирали крестьяне всех времен и народов: сполна прожив свою однообразную, полную трудов и бедную радостями жизнь, вымывшись в бане, переодевшись в чистое, причастившись и простившись с близкими. И почти всегда знали о своей смерти заранее и успевали подготовиться к ней. Всего этого Вельда, разумеется, не знала.